Калле Каспер: «Эстонцы вообще весьма злопамятны и мстительны. Я не исключение, но, общаясь с армянами, я стал мягче».
- ,
Калле Каспер
- 2013-12-06 10:08
- 660
Что помогает Вам преодолевать трудности и идти вперёд?
– Характер. Я очень упрямый.
Есть вещи, которые Вы не готовы простить?
– Эстонцы вообще весьма злопамятны и мстительны. Я не исключение, но, общаясь с армянами, я стал мягче.
Из черт характера больше всего не люблю приспособленчество.
Что пережить для Вас было сложнее всего?
– Не могу ответить, это слишком личное.
С каким периодом жизни, с какими событиями у Вас связаны самые тёплые воспоминания?
– С периодом, который принято называть «перестройкой». Это было удивительное время, когда одна власть была уже при смерти, а другая еще не родилась. Я не анархист, но государство как явление мне очень не нравится. По-моему, это некая кумуляция бездарности. Возможно, во времена Медичи дела обстояли лучше, я вообще заодно с Геродотом - единовластие вселяет больше надежды, чем демократия.
Что, по-Вашему, меняется со временем, а что было и будет всегда?
– Меняются декорации, актеры, возможно, режиссер. Но драма или, вернее, трагедия все та же.
Верите, что большинство происходящего – дело рук судьбы или это наш собственный выбор, наше решение?
– Это очень интересный вопрос. Ну, как я мог решить, в каком веке и в какой стране родиться, кто мне даст это выбрать?
С другой стороны, все, что люди делают, они действительно делают сами. Но это довольно узкий выбор. И даже тут останется вопрос, свободны ли они в этом выборе или это тоже детерминировано. Как у Верди – «Сила судьбы».
И третья грань. Кто задает общие «правила игры»? По-моему, это самое интересное. Один из моих персонажей, например, полагает, что это дьявол. Она (это – женщина) считает, что бога, естественно, нет, но вот сатана точно существует.
Согласитесь, что это отнюдь не необоснованное мнение.
Какими людьми Вы стараетесь себя окружать?
– Чем меньше их, тем лучше. Мне вполне достаточно Гоар, книг и оперных записей.
Какие черты характера в себе Вы цените, а с какими пытаетесь бороться?
– Я никогда не оглядывался на то, что думают другие о том, что я пишу, был – в интеллектуальном смысле – довольно бесстрашным человеком. В последнее время замечаю, что меня иногда тянет осторожничать, и пытаюсь с этим бороться, но без особых результатов.
Самый трудный выбор, который когда-либо стоял перед Вами?
– Пожалуй, у меня такого момента даже не было. Меня никогда не пытались купить по-настоящему, только по мелочи. Или понимали, что бесполезно, или сочли, что товар не стоит денег, не знаю.
Чему необходимо научить своих детей в первую очередь?
– Тут бы я мог написать многое, потому что люди обычно с особенным удовольствием учат других тому, о чем сами понятия не имеют. Я дважды развелся, ни первого ребенка, ни второго не воспитывал – целое поле для фантазии. В основном же я сейчас всем родителям сочувствую – по-моему, в нашу эпоху победившего плебса вообще невозможно никого воспитывать. Ну, прививаешь ты ребенку любовь к Беллини, а он как включит динамики с роком… И наказывать ведь нельзя – могут посадить. Делается это, конечно, специально, чтобы иметь всегда под рукой молодого потребителя – чем меньше ребенка воспитывали, тем лучший потребитель из него получается.
Помните ли Вы свои детские мечты? Какие из них сбылись?
– Не помню. Возможно, не дошел еще до того возраста, когда углубляются в детство. Вот подростковые мечты помню, они связаны не то, что просто с любовью, а с каким-то сверхполным соединением душ. Конечно, это бред, но бред характерный.
Есть вещи, которые сразу же напоминают Вам о детстве, вызывают ностальгию? Если да, то какие?
– Детство у меня было грустное, я был одиноким мальчиком, вырос без отца, он рано заболел, стал инвалидом, потом умер. Так что особенной ностальгии по этому времени не чувствую. Ну, есть, конечно, кое-какие смешные воспоминания – вкус солянки, например, в забегаловке рядом с домом.
С чего Вы обычно начинаете свой день?
– Мы с Гоар оба занимаемся йогой, делаем асаны, она утром, я – и утром, и вечером. Начинает утром она, а я пока читаю в кровати, в последнее время, в основном, по-итальянски, одновременно учу язык и знакомлюсь с итальянской литературой, и эстонцы, и русские, увы, ее знают плохо. Увы, потому что, на мой взгляд, она заметно художественнее англосаксонской. Полюбил Д`Аннунцио, Буццати, Вергу... Потом Гоар идет умываться, а я занимаю матрац на полу. Раньше я еще каждое утро принимал холодную ванну, но в последнее время бросил.
Правда ли, что творческие люди более чувствительны и восприимчивы?
– Я думаю, да, я, по крайней мере, весьма чувствительный, да и нервный, последнее, возможно, необязательно, Гоар, например, весьма спокойная, но у меня все это вместе. А как можно творить, не воспринимая остро мир, его глупость, несправедливость, подлость, не только в социальном, но и в экзистенциальном смысле. После развала СССР в России, и не только там, снова подняло голову религиозное мракобесие. Так вот, у меня к религии тоже очень острое отношение. Подумайте, ведь если кто-то действительно создал этот мир, то этот субъект был ведь жутким садистом? Иначе как воспринимать болезни, кратковременность жизни, смерть, да хотя бы даже климатические неудобства, «то дождь и холод, то жара». К христианской церкви я раньше относился довольно спокойно, тоже считал, что «бога, конечно, нет, но религия необходима», но после того, как побывал в Риме, постоял на Капитолийском холме, посмотрел вниз, на римский форум, увидел все это великолепие, уничтоженное церковниками, растащенное на постройку их храмов и дворцов – после этого я христианство возненавидел.
Когда Вы написали своё первое произведение?
– Когда я учился в университете, на третьем курсе мне предложили спецпрограмму с научным руководителем в Москве, в институте языкознания. Я год занимался этим, было довольно интересно, руководительница оказалась чрезвычайно умной женщиной, возможно, кто-то из вас читал ее книги, это Рита Марковна Фрумкина. Жизнь моя, таким образом, как бы наметилась – диплом, аспирантура, научная работа… И вдруг я все это бросил, почувствовал – не мое. Мой замечательный преподаватель общего языкознания Борис Михайлович Гаспаров еще долго меня уговаривал, я объяснял, что хочу стать писателем, он доказывал, что писать можно и тогда, когда ты имеешь профессию. Конечно, он был прав, но я его не послушал, как уже сказано, я ужасно упрямый. Было это во второй половине семидесятых, тогда я и стал писать. Но можно ли называть мои первые литературные труды произведениями, в этом я сомневаюсь. Прозаику нужен человеческий опыт, а этого у меня тогда не было.
Ваш самый первый источник вдохновения?
– Ощущение человеческой смертности.
Насколько признание и талант связаны друг с другом в наше время?
– По-моему, сейчас они находятся в обратно-пропорциальной зависимости.
По-Вашему, слава и деньги меняют человека в худшую сторону?
– Не сами деньги, а постоянная борьба за них. И в этом самая мерзость капитализма.
Когда Вы ощущаете себя по-настоящему счаcтливым?
– Когда любимый человек здоров.
О чём Вам приходилось сожалеть: о том, что сделали или о том, чего так и не успели совершить, сказать?
– И то, и другое.
За что Вы благодарны судьбе?
– За то, что она привела меня в Армению.
?>
